15:46





Приветствую всех любителей старого, нового, русского, голливудского кино! Вступайте в сообщество, посвященное кино! Мы обсудим все новые фильмы, ознакомим вас с анонсами будущими фильмами и прокомментируем старые ! Вступайте, нам не хватает именно Вас!!!


14:13

Добро пожаловать на самый позитивный дневник!!! Это мой, конечно ;-)
Все, что может вызывать позитивные эмоции - от умиленной улыбки до истерического смеха - здесь.
Также выкладываю коллекцию аватаров, фонов и т.п.



берегите свою свободу
Сообщество, посвященное полезным советам на абсолютно различные темы.
@советы. Присоединяйтесь;-)


берегите свою свободу
Сообщество, посвященное полезным советам на абсолютно различные темы. Тут вы можете попросить любой помощи и любого совета.
@советы


13:17

берегите свою свободу
Открылось новое сообщество, посвещенное полезным советам на различные темы;-)
Заходите, всем будем очень рады.
@советы


берегите свою свободу
Полезное сообщество, посвященное советам. Здесь вы можете обратиться за любой помощью и советом.
@советы
Присоединяйтесь;)



берегите свою свободу
Полезное сообщество, посвященное советам на абсолютно различные темы. Здесь вы можете обратиться за любой помощью и советом.
@советы
Присоединяйтесь;)



The only easy day was yesterday!
В этом "дневнике" я постепенно выкладываю фотографии и описания различных заброшенных (и не очень) индустриальных объектов Подмосковья. В будущем надеюсь постепенно расширять область своих поездок. Соответственно, фотографий и самих объектов будет больше.

Сильно интересуют коментарии именно на фоты.

Также иногда размышляю о современном мире. Пускай я нетерим, или как сейчас модно говорить, не "толерантен", но, возможно, Вам будет это интересно...

Собственно, все тут.

12:49



12:47



12:44





12:43





12:43



вам интересно? заходите.


12:42





07:32

!!!!!!!!!!

 Toreador






За подобные вольности филологи могли бы высылать мне проклятия в хрустящих пакетах.

Взять хотя бы слово «демонстрация».

Что могут увидеть в нем сказочные и юные глазки?


Слово демонстрация хранит в себе монстра.

Что есть демонстрация произведения искусства?

Это показывание произведения искусства.

«Зачем вы демонстрируете разверзшиеся половые органы?», - спрашивает ортодоксальный критик-консерватор. «Чтобы снять напряжение с данного вопроса», - отвечает художник.

Неведомое, неизвестное, непонятное всегда воспринимается обществом в штыки, вызывает дискомфорт и естественный страх – страх перед неизвестностью.

Неизвестность всегда поначалу пугает и отталкивает. В ней якобы содержится какая-то опасность – шанс на негативное изменение устаканившейся реальности, в которую удалось встроиться.

«Мы развращаем ваших детей и насилуем ваши ценности»

Но все это, разумеется, красивая игра слов. Как только кто-то решает продемонстрировать публике «зубастое искусство», он становится величайшим гуманистом и, по сути, санитаром общественного леса.

Он де-монстрирует – лишает «монстра» свойств монстра; рассасывает напряжение, связанное с умалчиваемым или доселе не озвученным; превращает волнующее табу в нечто понятое, прочитанное, высказанное и реализованное, а значит – безопасное.

Монстра больше нет.

Любой радикализм – это, по сути, релаксирующая, терапевтическая практика.
Перенесемся на миг в радостное средневековье. Почему все эти сотни людей так спешили на публичную казнь?

Почему отцы брали своих жен и детей на площади, где король вешал воров и отрубал головы предателям? Неужели нормальным людям действительно хотелось увидеть фонтаны крови и предсмертные муки несчастных братьев по виду? Неужели детям стоило показывать жестокое судилище? Современнику все это кажется диким. Но подобные средневековые шоу и количество их зрителей можно объяснить. Люди ходили смотреть на демонстрацию страшного и неведомого – смерти. Они так боялись ее, что хотели получить ответы на вопросы о ее природе. Они смотрели на смерть, чтобы узнать смерть и успокоиться, перестать дрожать от ее холодного земляного дыхания и лязга лезвия косы.



При всей своей заявленной антисоциальности, эстетический терроризм представляется мне невероятно востребованным, желанным и ожидаемым искусством.


Сколь бы рьяно не вопили консерваторы о том, что циничное современное искусство есть враг и порок, миллионы людей по всему миру хотят быть изнасилованными художественным радикализмом, хотят попасть на демонстрацию того, что до ее свершения кажется таким опасным и уродливым.
Мы смотрим на кровавое, развращенное и гавнистое искусство не потому, что являемся извращенцами. Мы делаем это, потому что наконец-то хотим успокоиться и перестать нервничать. Мы жаждем, чтобы монстр был де-монстрирован. Ведь только так он может оставить нас в покое.






 Toreador


07:31

!!!!!!!!!!!!

 Toreador






За подобные вольности филологи могли бы высылать мне проклятия в хрустящих пакетах.

Взять хотя бы слово «демонстрация».

Что могут увидеть в нем сказочные и юные глазки?


Слово демонстрация хранит в себе монстра.

Что есть демонстрация произведения искусства?

Это показывание произведения искусства.

«Зачем вы демонстрируете разверзшиеся половые органы?», - спрашивает ортодоксальный критик-консерватор. «Чтобы снять напряжение с данного вопроса», - отвечает художник.

Неведомое, неизвестное, непонятное всегда воспринимается обществом в штыки, вызывает дискомфорт и естественный страх – страх перед неизвестностью.

Неизвестность всегда поначалу пугает и отталкивает. В ней якобы содержится какая-то опасность – шанс на негативное изменение устаканившейся реальности, в которую удалось встроиться.

«Мы развращаем ваших детей и насилуем ваши ценности»

Но все это, разумеется, красивая игра слов. Как только кто-то решает продемонстрировать публике «зубастое искусство», он становится величайшим гуманистом и, по сути, санитаром общественного леса.

Он де-монстрирует – лишает «монстра» свойств монстра; рассасывает напряжение, связанное с умалчиваемым или доселе не озвученным; превращает волнующее табу в нечто понятое, прочитанное, высказанное и реализованное, а значит – безопасное.

Монстра больше нет.

Любой радикализм – это, по сути, релаксирующая, терапевтическая практика.
Перенесемся на миг в радостное средневековье. Почему все эти сотни людей так спешили на публичную казнь?

Почему отцы брали своих жен и детей на площади, где король вешал воров и отрубал головы предателям? Неужели нормальным людям действительно хотелось увидеть фонтаны крови и предсмертные муки несчастных братьев по виду? Неужели детям стоило показывать жестокое судилище? Современнику все это кажется диким. Но подобные средневековые шоу и количество их зрителей можно объяснить. Люди ходили смотреть на демонстрацию страшного и неведомого – смерти. Они так боялись ее, что хотели получить ответы на вопросы о ее природе. Они смотрели на смерть, чтобы узнать смерть и успокоиться, перестать дрожать от ее холодного земляного дыхания и лязга лезвия косы.



При всей своей заявленной антисоциальности, эстетический терроризм представляется мне невероятно востребованным, желанным и ожидаемым искусством.


Сколь бы рьяно не вопили консерваторы о том, что циничное современное искусство есть враг и порок, миллионы людей по всему миру хотят быть изнасилованными художественным радикализмом, хотят попасть на демонстрацию того, что до ее свершения кажется таким опасным и уродливым.
Мы смотрим на кровавое, развращенное и гавнистое искусство не потому, что являемся извращенцами. Мы делаем это, потому что наконец-то хотим успокоиться и перестать нервничать. Мы жаждем, чтобы монстр был де-монстрирован. Ведь только так он может оставить нас в покое.






 Toreador


 Toreador






За подобные вольности филологи могли бы высылать мне проклятия в хрустящих пакетах.

Взять хотя бы слово «демонстрация».

Что могут увидеть в нем сказочные и юные глазки?


Слово демонстрация хранит в себе монстра.

Что есть демонстрация произведения искусства?

Это показывание произведения искусства.

«Зачем вы демонстрируете разверзшиеся половые органы?», - спрашивает ортодоксальный критик-консерватор. «Чтобы снять напряжение с данного вопроса», - отвечает художник.

Неведомое, неизвестное, непонятное всегда воспринимается обществом в штыки, вызывает дискомфорт и естественный страх – страх перед неизвестностью.

Неизвестность всегда поначалу пугает и отталкивает. В ней якобы содержится какая-то опасность – шанс на негативное изменение устаканившейся реальности, в которую удалось встроиться.

«Мы развращаем ваших детей и насилуем ваши ценности»

Но все это, разумеется, красивая игра слов. Как только кто-то решает продемонстрировать публике «зубастое искусство», он становится величайшим гуманистом и, по сути, санитаром общественного леса.

Он де-монстрирует – лишает «монстра» свойств монстра; рассасывает напряжение, связанное с умалчиваемым или доселе не озвученным; превращает волнующее табу в нечто понятое, прочитанное, высказанное и реализованное, а значит – безопасное.

Монстра больше нет.

Любой радикализм – это, по сути, релаксирующая, терапевтическая практика.
Перенесемся на миг в радостное средневековье. Почему все эти сотни людей так спешили на публичную казнь?

Почему отцы брали своих жен и детей на площади, где король вешал воров и отрубал головы предателям? Неужели нормальным людям действительно хотелось увидеть фонтаны крови и предсмертные муки несчастных братьев по виду? Неужели детям стоило показывать жестокое судилище? Современнику все это кажется диким. Но подобные средневековые шоу и количество их зрителей можно объяснить. Люди ходили смотреть на демонстрацию страшного и неведомого – смерти. Они так боялись ее, что хотели получить ответы на вопросы о ее природе. Они смотрели на смерть, чтобы узнать смерть и успокоиться, перестать дрожать от ее холодного земляного дыхания и лязга лезвия косы.



При всей своей заявленной антисоциальности, эстетический терроризм представляется мне невероятно востребованным, желанным и ожидаемым искусством.


Сколь бы рьяно не вопили консерваторы о том, что циничное современное искусство есть враг и порок, миллионы людей по всему миру хотят быть изнасилованными художественным радикализмом, хотят попасть на демонстрацию того, что до ее свершения кажется таким опасным и уродливым.
Мы смотрим на кровавое, развращенное и гавнистое искусство не потому, что являемся извращенцами. Мы делаем это, потому что наконец-то хотим успокоиться и перестать нервничать. Мы жаждем, чтобы монстр был де-монстрирован. Ведь только так он может оставить нас в покое.






 Toreador


07:30

!!!!!!!!!!

 Toreador






За подобные вольности филологи могли бы высылать мне проклятия в хрустящих пакетах.

Взять хотя бы слово «демонстрация».

Что могут увидеть в нем сказочные и юные глазки?


Слово демонстрация хранит в себе монстра.

Что есть демонстрация произведения искусства?

Это показывание произведения искусства.

«Зачем вы демонстрируете разверзшиеся половые органы?», - спрашивает ортодоксальный критик-консерватор. «Чтобы снять напряжение с данного вопроса», - отвечает художник.

Неведомое, неизвестное, непонятное всегда воспринимается обществом в штыки, вызывает дискомфорт и естественный страх – страх перед неизвестностью.

Неизвестность всегда поначалу пугает и отталкивает. В ней якобы содержится какая-то опасность – шанс на негативное изменение устаканившейся реальности, в которую удалось встроиться.

«Мы развращаем ваших детей и насилуем ваши ценности»

Но все это, разумеется, красивая игра слов. Как только кто-то решает продемонстрировать публике «зубастое искусство», он становится величайшим гуманистом и, по сути, санитаром общественного леса.

Он де-монстрирует – лишает «монстра» свойств монстра; рассасывает напряжение, связанное с умалчиваемым или доселе не озвученным; превращает волнующее табу в нечто понятое, прочитанное, высказанное и реализованное, а значит – безопасное.

Монстра больше нет.

Любой радикализм – это, по сути, релаксирующая, терапевтическая практика.
Перенесемся на миг в радостное средневековье. Почему все эти сотни людей так спешили на публичную казнь?

Почему отцы брали своих жен и детей на площади, где король вешал воров и отрубал головы предателям? Неужели нормальным людям действительно хотелось увидеть фонтаны крови и предсмертные муки несчастных братьев по виду? Неужели детям стоило показывать жестокое судилище? Современнику все это кажется диким. Но подобные средневековые шоу и количество их зрителей можно объяснить. Люди ходили смотреть на демонстрацию страшного и неведомого – смерти. Они так боялись ее, что хотели получить ответы на вопросы о ее природе. Они смотрели на смерть, чтобы узнать смерть и успокоиться, перестать дрожать от ее холодного земляного дыхания и лязга лезвия косы.



При всей своей заявленной антисоциальности, эстетический терроризм представляется мне невероятно востребованным, желанным и ожидаемым искусством.


Сколь бы рьяно не вопили консерваторы о том, что циничное современное искусство есть враг и порок, миллионы людей по всему миру хотят быть изнасилованными художественным радикализмом, хотят попасть на демонстрацию того, что до ее свершения кажется таким опасным и уродливым.
Мы смотрим на кровавое, развращенное и гавнистое искусство не потому, что являемся извращенцами. Мы делаем это, потому что наконец-то хотим успокоиться и перестать нервничать. Мы жаждем, чтобы монстр был де-монстрирован. Ведь только так он может оставить нас в покое.






 Toreador


07:28

!!!!

 Toreador






За подобные вольности филологи могли бы высылать мне проклятия в хрустящих пакетах.

Взять хотя бы слово «демонстрация».

Что могут увидеть в нем сказочные и юные глазки?


Слово демонстрация хранит в себе монстра.

Что есть демонстрация произведения искусства?

Это показывание произведения искусства.

«Зачем вы демонстрируете разверзшиеся половые органы?», - спрашивает ортодоксальный критик-консерватор. «Чтобы снять напряжение с данного вопроса», - отвечает художник.

Неведомое, неизвестное, непонятное всегда воспринимается обществом в штыки, вызывает дискомфорт и естественный страх – страх перед неизвестностью.

Неизвестность всегда поначалу пугает и отталкивает. В ней якобы содержится какая-то опасность – шанс на негативное изменение устаканившейся реальности, в которую удалось встроиться.

«Мы развращаем ваших детей и насилуем ваши ценности»

Но все это, разумеется, красивая игра слов. Как только кто-то решает продемонстрировать публике «зубастое искусство», он становится величайшим гуманистом и, по сути, санитаром общественного леса.

Он де-монстрирует – лишает «монстра» свойств монстра; рассасывает напряжение, связанное с умалчиваемым или доселе не озвученным; превращает волнующее табу в нечто понятое, прочитанное, высказанное и реализованное, а значит – безопасное.

Монстра больше нет.

Любой радикализм – это, по сути, релаксирующая, терапевтическая практика.
Перенесемся на миг в радостное средневековье. Почему все эти сотни людей так спешили на публичную казнь?

Почему отцы брали своих жен и детей на площади, где король вешал воров и отрубал головы предателям? Неужели нормальным людям действительно хотелось увидеть фонтаны крови и предсмертные муки несчастных братьев по виду? Неужели детям стоило показывать жестокое судилище? Современнику все это кажется диким. Но подобные средневековые шоу и количество их зрителей можно объяснить. Люди ходили смотреть на демонстрацию страшного и неведомого – смерти. Они так боялись ее, что хотели получить ответы на вопросы о ее природе. Они смотрели на смерть, чтобы узнать смерть и успокоиться, перестать дрожать от ее холодного земляного дыхания и лязга лезвия косы.



При всей своей заявленной антисоциальности, эстетический терроризм представляется мне невероятно востребованным, желанным и ожидаемым искусством.


Сколь бы рьяно не вопили консерваторы о том, что циничное современное искусство есть враг и порок, миллионы людей по всему миру хотят быть изнасилованными художественным радикализмом, хотят попасть на демонстрацию того, что до ее свершения кажется таким опасным и уродливым.
Мы смотрим на кровавое, развращенное и гавнистое искусство не потому, что являемся извращенцами. Мы делаем это, потому что наконец-то хотим успокоиться и перестать нервничать. Мы жаждем, чтобы монстр был де-монстрирован. Ведь только так он может оставить нас в покое.






 Toreador


07:27

!!!!

 Toreador






За подобные вольности филологи могли бы высылать мне проклятия в хрустящих пакетах.

Взять хотя бы слово «демонстрация».

Что могут увидеть в нем сказочные и юные глазки?


Слово демонстрация хранит в себе монстра.

Что есть демонстрация произведения искусства?

Это показывание произведения искусства.

«Зачем вы демонстрируете разверзшиеся половые органы?», - спрашивает ортодоксальный критик-консерватор. «Чтобы снять напряжение с данного вопроса», - отвечает художник.

Неведомое, неизвестное, непонятное всегда воспринимается обществом в штыки, вызывает дискомфорт и естественный страх – страх перед неизвестностью.

Неизвестность всегда поначалу пугает и отталкивает. В ней якобы содержится какая-то опасность – шанс на негативное изменение устаканившейся реальности, в которую удалось встроиться.

«Мы развращаем ваших детей и насилуем ваши ценности»

Но все это, разумеется, красивая игра слов. Как только кто-то решает продемонстрировать публике «зубастое искусство», он становится величайшим гуманистом и, по сути, санитаром общественного леса.

Он де-монстрирует – лишает «монстра» свойств монстра; рассасывает напряжение, связанное с умалчиваемым или доселе не озвученным; превращает волнующее табу в нечто понятое, прочитанное, высказанное и реализованное, а значит – безопасное.

Монстра больше нет.

Любой радикализм – это, по сути, релаксирующая, терапевтическая практика.
Перенесемся на миг в радостное средневековье. Почему все эти сотни людей так спешили на публичную казнь?

Почему отцы брали своих жен и детей на площади, где король вешал воров и отрубал головы предателям? Неужели нормальным людям действительно хотелось увидеть фонтаны крови и предсмертные муки несчастных братьев по виду? Неужели детям стоило показывать жестокое судилище? Современнику все это кажется диким. Но подобные средневековые шоу и количество их зрителей можно объяснить. Люди ходили смотреть на демонстрацию страшного и неведомого – смерти. Они так боялись ее, что хотели получить ответы на вопросы о ее природе. Они смотрели на смерть, чтобы узнать смерть и успокоиться, перестать дрожать от ее холодного земляного дыхания и лязга лезвия косы.



При всей своей заявленной антисоциальности, эстетический терроризм представляется мне невероятно востребованным, желанным и ожидаемым искусством.


Сколь бы рьяно не вопили консерваторы о том, что циничное современное искусство есть враг и порок, миллионы людей по всему миру хотят быть изнасилованными художественным радикализмом, хотят попасть на демонстрацию того, что до ее свершения кажется таким опасным и уродливым.
Мы смотрим на кровавое, развращенное и гавнистое искусство не потому, что являемся извращенцами. Мы делаем это, потому что наконец-то хотим успокоиться и перестать нервничать. Мы жаждем, чтобы монстр был де-монстрирован. Ведь только так он может оставить нас в покое.






 Toreador